Отзвуки серебряного ветра. Мы – есть! Вера - Страница 48

Подхорунжий, молчавший во время визита командира, кивнул и наполнил водкой бокалы. Все трое выпили, закусили и долго еще сидели, обсуждая увиденное за этот невероятный день. Какова будет их дальнейшая жизнь? А черт ее знает. Хотелось бы думать, что хорошей, но последние годы отучили людей верить в хорошее. Есаул рассказывал старому другу все, что слышал от Никиты Александровича об ордене. Василий Андреевич с Артемием ежились, пытаясь представить себе десятки тысяч миров.

Разошлись нескоро. Если бы всем им не нужно было утром быть на совещании, то проговорили бы, наверное, до рассвета. Артемий уже откровенно зевал, когда Михаил Петрович попрощался и исчез в гиперпереходе. Отец хлопнул его плечу, забрал выданную форму и скрылся в спальне. Мать с сестрами ушли уже давно. Подхорунжий потянулся и отправился спать сам.

* * *

На экране мелькали парижские улицы. Никита потягивал кофе со счастливой миной на лице. Вот чего ему страшно не хватало все эти месяцы! В трюмы дварх-крейсера уже загрузили добрых полсотни тонн кофе, закупленных в Бразилии и Турции. Асиарх сказал, что на Аарн Сарт есть несколько планет, на которых кофе вполне сможет расти. Никита записал в свой биокомп напоминание о том, чтобы обратиться к Мастерам Жизни тех планет с просьбой заняться выращиванием этой культуры.

– А кого вы ищете, господин альфа-координатор? – спросил Бурцев, тоже потягивая кофе.

– Опытных контрразведчиков и жандармов, – ответил он. – Тех из них, кто сумел, несмотря на профессию, остаться людьми. Таких очень мало…

– Если честно, вообще не встречал, – пожал плечами дварх-полковник.

– Я вот, например, – ухмыльнулся Никита. – Еще нескольких человек знал. Жаль, их в живых уже нет.

– Желаю успеха! – отсалютовал ему чашкой с кофе Бурцев. – Я вам пока не нужен?

– Нет, можете быть свободны.

– Тогда пройдусь, гляну, чем там наши люди заняты.

Дварх-полковник одним глотком допил кофе, встал и вышел из командного пункта. Никита откинулся в кресле. Признаться, вчерашним днем он был доволен. Больше четырех тысяч бывших рядовых и офицеров белой армии стали аарн. Асиарху пришлось вырастить на крейсере три тысячи дополнительных кают для них и их семей. Бедняга Релир находился в шоке от толпы мальчишек и девчонок, стараясь не заходить в жилые сектора. Дети привыкали к новому быстро, и уже вовсю носились по коридорам и залам дварх-крейсера. Страшно довольный Асиарх рассказывал им сказки, катал на здесь же создаваемых каруселях и аттракционах. Ворчливый дварх обожал детей и готов был сутками возиться с ними.

На утреннем совещании структура первого из русских легионов была окончательно определена. Полковник Бурцев по рекомендации есаула Борохова поддержал кандидатуру Василия Андреевича Сысоева и утвердил его четвертым дварх-майором. А затем Никита своим приказом отправил старого казака вместе с женой в госпиталь, и сейчас они находились в ти-анх. Старик долго упирался, желая сразу заняться делом, но приказ есть приказ, и он, недовольно ворча, таки отправился к Вериль. Остальные занялись подбором людей в свои подразделения.

У генерала Гласса дела тоже шли неплохо – на Фарсен отправлялись двадцать четыре тысячи человек. Эмиграцию избрали всего лишь немногим больше восьмисот офицеров, да и те, в основном, однополосочные. А этих вовсе не жаль. Никита предпочел бы отправить в эмиграцию всех таких. Но раз Гласс решил их взять, пусть, это внутренние дела Фарсена, в которые орден вмешиваться не намерен. В основном, с Крымом было покончено, и у Никиты появилось время заняться эмигрантами и скоплениями остатков белых войск на дальнем востоке. Хотя в Крыму еще осталось немало интеллигентов, многие из которых тоже подвергались опасности. Но спасти всех, не устраивая на Земле кровавую кашу, было совершенно невозможно. Потому спасать придется только тех, кто способен стать аарн или пригодится Фарсену.

Спешить не стоило, отбор нужно производить очень тщательно. И не только среди русских. Немало интересных людей нашлось в других странах, людей, которым в жизни не повезло, которые не могли добиться успеха не только на Земле, но и ни в одном из миров пашу. К сожалению, честь, доброта, любовь и иные столь ценимые в ордене качества здесь совершенно не ценились. Здесь для успеха требовалось нечто противоположное – подлость, жадность, жестокость и властолюбие.

– Определил местонахождение первого кандидата, – эмообраз Асиарха переливался голубоватыми оттенками деловитости. – Сканирую его.

– Подходит? – наклонился вперед Никита.

– Увы. Редкая сволочь. Ищу следующего. А вот этот подходит, очень даже подходит. Учти, человек смертельно болен и проживет не больше месяца.

– Покажи мне его.

Перед Никитой загорелся голоэкран, на котором он увидел какое-то крохотное парижское кафе. Всего на пять столиков. Оно было пустым, только в углу сидел благообразный, полный старик с моноклем в глазу и читал газету. Перед ним стояла чашка с чаем, на тарелке сбоку лежало немного печенья.

– Господи! – вскочил на ноги альфа-координатор. – Семен Феоктистович?! Он еще жив?!

Сидящий в кафе человек в свое время считался одним из лучших контрразведчиков российской империи. Отойдя от дел еще в начале века, он воспитал не одно поколение молодых, и Никита прекрасно помнил блестящие лекции старика в училище. Если удастся его уговорить, то Семен Феоктистович один будет стоить сотни других. Надо немедленно переодеваться – и в Париж! Или пойти в форме? Кто ему что скажет? Посмотрят, как на чудака, и все, мало ли в чем хаживают нищие русские эмигранты. А если и скажут что, плевать.